Станет ли легкая промышленность предметом целенаправленной экономической политики?
Целесообразно ли вообще сохранять и развивать эту отрасль в России или же она обречена на постепенное увядание? И если в ее развитии видится смысл, то что именно следует делать, на что могли бы быть нацелены меры эффективной государственной поддержки?
***
В первой половине 1990-х годов в российской легкой промышленности произошел резкий обвал производства, масштабы выпуска по разных видам продукции в натуральном выражении упали от пяти до пятнадцати раз. В период 2000-х годов в большинстве отраслей легкой промышленности экономические показатели демонстрировали умеренную положительную динамику. Финансовый кризис 2008–2009 годов кратковременно ухудшил ситуацию, но производство восстановилось уже в 2010 году.
При этом ни по одной товарной категории к настоящему времени не удалось даже приблизиться к уровню начала 1990-х годов.
В отношении динамики импорта и экспорта почти по всем товарным категориям наблюдаются сходные тенденции. В начале 2000-х годов масштабы импорта росли умеренными темпами, сдерживаемыми последствиями девальвации рубля в 1998 году. Затем по мере исчерпания возможностей импортозамещения, рост импорта ускоряется и за десятилетие он вырастает в несколько раз (отчасти это вызвано его постепенным «обелением» в результате легализации бизнеса). И сегодня зависимость от импорта сырья и готовой продукции по многим позициям превышает 80%.
А вступление России в ВТО и сопряженное с ним снижение тарифов расцениваются участниками рынка как дополнительная угроза для отечественной легкой промышленности.
В то же время экспортная деятельность в отрасли практически не развивается, стагнирует, оставаясь на протяжении всех 2000-х годов на сходном уровне (экспорт одежды из текстиля и обуви, по данным опросов крупных и средних предприятий, достигает лишь 5–6% к объему производства). Относительное замыкание предприятий на внутреннем рынке коррелирует с низкой производительностью труда, умеренными темпами роста производства и низким уровнем инноваций.
В целом по уровню производительности труда легкая промышленность как трудоинтенсивная отрасль уступает другим отраслям обрабатывающей промышленности в среднем в 1,5–2 раза. На протяжении 2000-х годов в легкой промышленности происходит стабильное сокращение численности работников (в последние годы — по 3–4% в год у крупных и средних организаций), отчасти вследствие растущей технической вооруженности производства, отчасти в силу неспособности многих предприятий платить конкурентную заработную плату.
Одним из наиболее критичных моментов выступает физическая изношенность и моральное устаревание оборудования. По данным Минпромторга России, 50% оборудования работает более 15 лет. При этом инвестиционная активность в отрасли невысока и не слишком устойчива. От половины до двух третей участников рынка не делают инвестиций, происходит формирование групп застойных предприятий. Средний размер инвестиций также ниже, чем во всей обрабатывающей промышленности.
В результате наряду с относительно небольшим числом активно развивающихся компаний воспроизводится кластер предприятий, которые, по всей видимости, стагнируют, оставаясь вне потоков инвестиций и инноваций. Эти предприятия работают на локальных рынках с относительно невысоким уровнем конкуренции, имея порою достаточно высокую по международным меркам рентабельность, но оставаясь непривлекательными для инвесторов.
***
В России сегодня при обсуждении проблем легкой промышленности по инерции делается упор на внутренние факторы — наличие собственного потребительского рынка, накопленные в отрасли профессиональных компетенций, необходимость государственной поддержки, попытки воссоздать утраченные сырьевые источники. Роль же внешних факторов зачастую игнорируется. Между тем то, что происходит и будет происходить с легкой промышленностью в настоящее время, невозможно понять вне глобального мирового контекста, поскольку легкая промышленность в последнюю четверть XX столетия превратилась в глобальную отрасль.
После Второй мировой войны глобальные розничные сети и компании, управляющие международными брендами, сформировали глобальные цепи поставок, регулируемые покупателями, и превратились в настоящие драйверы роста для многих развивающихся экономик в Азии, Латинской Америке и части Африканского континента. По мере их развития прошло несколько волн территориальных сдвигов производства. В 1950–1960-е годы заказы из США и Западной Европы размещались в Японии, в 1970-е — в Северо-Восточной Азии (Гонконге, Южной Корее и Тайване), в 1980-е годы производство перемещается в Китай и страны Юго-Восточной Азии (Индонезия, Таиланд, Филиппины, Малайзия). В 1990-е годы процессы всё больше сдвигаются в Южную Азию (Индия, Бангладеш, Пакистан), Центральную Америку и страны Карибского бассейна (Мексика, Гондурас, Доминиканская Республика, Сальвадор, Гватемала). В 1990-е годы к процессу также присоединяются Турция, страны Северной Африки (Тунис, Марокко), в 2000-е годы — страны Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ).
В Европе сложилась модель, построенная на основе системы вынесенной переработки (или давальческих схем). В этой системе развитые западноевропейские страны экспортируют материалы и заготовки в страны ЦВЕ, а затем реимпортируют готовую одежду после ее изготовления. Подобный опыт был в 1990-е годы и у российских предприятий. Но эффективно включиться в глобальные цепи поставок Россия так и не смогла.
***
Международный опыт показывает, что можно включаться в глобальные цепи поставок на разных технологических уровнях, но без такого включения невозможно добиться серьезного успеха.
В сложившихся условиях рассчитывать на рывок через воссоздание сырьевой базы в части дорожающего натурального сырья (хлопок, шерсть, лен), как это часто предлагается сегодня, не слишком реалистично. Экономически импорт сырья победить не удастся — отечественное сырье будет слишком дорогим при относительно невысоком качестве.
Вместо этого целесообразно сохранять ядро дееспособных текстильных предприятий, но при этом переориентируя его в сторону производства синтетических материалов. Такой подход означает смену парадигмы в сырьевой политике, которая опирается на дешевое отечественное нефтяное сырье и относительно развитую химическую промышленность. Он ориентируется на растущий спрос на изделия из химических волокон и химических нитей, который предъявляется в строительстве, производстве отделочных материалов, автомобильном производстве, а сфере домашнего текстиля — в быстро расширяющейся нише производства изделий из смесовых тканей.
Конечно, как и всякое другое направление, подобное развитие связано с серьезными издержками и требует инвестиций, но в данном случае речь идет об инвестициях с более быстрыми сроками окупаемости по сравнению с техническим перевооружением традиционных текстильных предприятий.
В производстве же готовой продукции необходима поддержка экспортно ориентированных производств и создание условий для развития субконтрактных отношений между национальными производителями и транснациональными компаниями (прежде всего западноевропейскими). Помимо сугубо экономической стороны (расширение рынка), здесь чрезвычайно важен обучающий эффект (работа в соответствии с более высокими требованиями и встраивание в международные цепи поставок).
Принципиален и вопрос институциональных условий для инвестиций (в том числе иностранных). Именно по этим направлениям важную роль призвано сыграть государство, действующее в содружестве с дееспособными отраслевыми союзами и ассоциациями.
Вадим Радаев,
доктор экономических наук, профессор,
руководитель Лаборатории экономико-социологических исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», первый проректор НИУ ВШЭ
Известия